Я — паспорт, точнее испанский паспорт, но в значительной мере заполнен немецкими словами и штампами, большинство из них — синего и черного цвета, некоторые — угрожающе красного. И самым разным почерком: я до сих пор чувствую прикосновение ручек и четко ощущаю давление, а, бывало, и удары печатей несмотря на то, что прошло уже много времени с тех пор, как меня использовали...
Сколько именно — во мне указано, ведь я для этого и предназначен: выдан в декабре 1962 года, срок действия закончился в декабре 1966 года, то есть, всего через четыре года. Но при этом успели поставить множество отметок, пометок, разрешений и подписей, пока меня не заменили не новый паспорт.
Таким образом, я уже давно не выполняю никакой функции, но Альфонсо меня до сих пор хранит (это человек, личность которого я раньше удостоверял). Хотя не совсем личность, а скорее сведения о том, где, когда и как ему разрешалось жить и работать.
В любом случае я рад за его нынешний паспорт, которому сейчас живётся спокойнее, чем мне тогда, и я рад за самого Альфонсо. Он наконец смог здесь обосноваться после официальной присяги, будучи вторым из нескольких тысяч иностранцев в городе Зигене, кто получил вид на жительство.
Мы — пять печатей, возможно, чем-то похожи на те, которые в тебя раньше ставили. В любом случае, мы — старые цеховые печати: мы принадлежим пяти разным торгово-ремесленным объединениям («цехам»), существовавшим в Зигене в XVIII веке — цеху шляпников, кожевников, канатчиков, ткачей и каменщиков.
Возможность свободно передвигаться по миру уже тогда строго регулировалась законодательством, в том числе и возможность менять работу. Если кто-то хотел изготавливать шляпы, канаты или ткани, выделывать кожу или работать каменщиком, он должен был соблюдать правила определенного цеха.
Можешь себе представить, сколько бумаг мы за всё наше время опечатали, или, как ты правильно сказал, оббили печатями. Мы тоже до сих пор чувствуем натиск и резкость, будто это было вчера. Мы всегда служили с большим усердием.
Но теперь, глядя на тебя, нам становится ясно то, чего мы всё это время не видели: возможно, мы и не могли это видеть, потому что перед нами каждый раз были новые документы и у нас никогда не было возможности проследить, что случилось хотя бы с одним из них дальше. Но, увидев тебя, всего покрытого штампами и печатями, мы понимаем, что ты не просто содержишь сведения, а представляешь определенного человека, у которого есть своё имя, фамилия и который живёт своей жизнью. И этот человек сталкивался с ограничениями, как и все ремесленники, работавшие здесь в те далёкие времена. Вот о чем нам пришлось задуматься...
Вам это знакомо? Приходилось ли Вам мечтать, строить планы, а потом сталкиваться с подобными ограничениями? Как Вы к этому отнеслись?